Любовь под похоронный марш

На город опустился тихий зимний вечер. В зале тепло и комфортно. Но хочется закутаться в шаль и напиться горячего чаю.  Потому что Бусыгин с Сильвой продрогли на  майском ветру, у них озябли и покраснели руки, и это их состояние испытываешь физически. Дальше будешь верить всему, что с ними произойдет, то и дело, утирая слезы – то ли от смеха, то ли от соучастия.

На сцене НГДТ Сергея Афанасьева – спектакль «Свидание в предместье» в жанре «Репетиция оркестра» по пьесе Александра Вампилова «Старший сын». Режиссер и исполнитель главной роли - Юрий Александров.  Раньше, еще в прошлом веке, он играл в театре «Глобус», а потом как-то затерялся. В 2011 году поступил в НГТИ на режиссерский факультет, и «Свидание в предместье» стало его режиссерским дебютом. Всем бы таких дебютов. Возникает впечатление, что «Свидание в предместье» поставил Сергей Афанасьев в лучшие свои времена - оно вписалось в один ряд с Чеховым и Володиным и, наверное, жить будет так же долго.

Юрий Александров превзошел своего героя - у Сарафанова дебютная премьера оратории так и не состоялась. Всю жизнь он пишет одно-единственное музыкальное произведение, да так и застрял на первой странице. Зато вечерком, когда его никто не видит, этот щетинистый старикашка в мешковатых штанах воображает, будто он – дирижер симфонического оркестра. Представляет, как ведет репетицию – вглядывается в зал, дает указания скрипкам, корректирует духовые. Подносит к губам свой видавший виды кларнет. Скрипучие натужные звуки выползают из инструмента. Зрители всех поголовно рядов хватают с сидений заготовленные реквизиторами пищалки  и с упоением выдувают  какофонию. Вот на такую музыку только и способен Сарафанов. Только на такую и способен.

Душевное состояние Сарафанова знакомо любому более-менее творческому человеку. Он - как чеховский Сорин, который всю жизнь «страстно хотел двух вещей: хотел жениться и хотел  стать  литератором, но не удалось ни то, ни другое».  Разница в том, что Сорин всем подряд жаловался на это, а Сарафанов делает вид, что по-прежнему играет в филармонии, а не на похоронах. Невыносима вечная неудовлетворенность собой, зудящее ощущение собственной никчемности - и стыд за себя из-за хронического невезенья. Но нет у него, как у большинства творцов,  будь они талантливы или бездарны, лютующих амбиций, нет злобы на удачливых конкурентов, нет раздражения на весь мир. У него только стыд – чувство, никого не травмирующее и никому не мешающее. Это стыд перед детьми, которым тоже будет стыдно, если узнают. Худые, как щепки, сумасбродные, дерганные, взвинченные, неуравновешенные, Нина и Васенька стоят своего папаши. Недаром мамаша сбежала от них с любовником, да так и не вернулась.

Что нашел в этом придурковатом семействе успешный студент мединститута (будущий врач, как рекомендуется он еще на пороге) Бусыгин? С какой стати привязался к этим людям, как родной? Сарафанов не в состоянии сделать карьеру, а нам предлагают считать его хорошим человеком; Бусыгин, вместо того чтобы бесстрастно покинуть этот  сумасшедший дом, рассиропился, влюбился в Нину, а ведь она пока что ему как бы сестра! Твердо и благородно отшил ее жениха – не потому, что влюбился, а потому, что тот охамел. Это такой вид хамского идиотизма: красавец-летчик со всеми запанибрата, но в упор не видит, как все напряжены. Он здесь чужой. А Бусыгин свой. Редкий экземпляр душевного здоровья, таких сейчас нет. А тогда – были.  Тогда, как сейчас любят повторять, люди были другими - добрыми и наивными. Действие спектакля происходит в конце 60-х годов прошлого века, что подтверждают и костюмы, и сценография с допотопной ударной установкой посредине. Андрей Яковлев в роли Бусыгина садится за барабаны и оказывает на зал гипнотическое воздействие посредством древней песни Стаса Намина «После дождя светлого и доброго».  

 А может, такие и есть, да не про нашу честь. А коль про нашу честь, то не наделены той мощной харизмой, что персонажи ГДТ. Сыграны эти двое так, что  вдруг начинаешь ощущать резкую, почти невыносимую тоску по утраченному – по людям, которые приостановились было поблизости, но прошли мимо, по чувствам, которые намеренно истребляешь в себе, по таланту, который раскрывается совсем не там, совсем не тем, совсем не так. Обитатели предместья на боятся позволить себе роскошь быть человеком - и в результате выигрывает. Правда, для них это не «роскошь», а нормальное состояние организма. «Поздравьте меня, я опоздал на электричку», - произносит Бусыгин прощальную фразу, и ты плавишься от счастья. Поздравляем тебя, Бусыгин! Как хорошо, что ты опоздал на электричку! Пусть она мчится стрелой в темное будущее, а ты оставайся здесь, в этом времени, с этими людьми.

Так уж повелось, что репертуар ГДТ постоянно пополнялся названиями, которые  ассоциировались с народными фильмами или великими спектаклями. То это была «Бесприданница», то «Мюнхгаузен», то «Утиная охота», то «Пять вечеров», то  «Ханума», то теперь вот «Старший сын». В одних были использованы откровенно-вызывающие цитаты  из предшественников, в других делался вид, что вообще ничего не существовало до нынешней постановки. И вот опять знакомые  спрашивают: а кто Леонова играет? А Карачинцева кто?  Но тот фильм помнится слабо. Давайте лучше про спектакль.

…Раздавленный Сарафанов, узнав о том, что обманут, собирается с силами и снова пытается репетировать с оркестром. В зале тишина. Никто из зрителей не взял пищалку. Никто.