Великая красота: секс, стриптиз, слава

Новосибирский кинотеатр «Победа»  устроил вип-показ фильма Паоло Соррентино «Великая красота».  Поводом  послужило вступление в ассоциацию европейских кинотеатров Europa Cinemas/Eurimages.  Это означает профессиональное признание на мировом уровне. Данной чести удостоены всего восемь кинотеатров  России. Отметить событие решили просмотром фильма, в съемках и продвижении которого  именитая ассоциация принимала участие. И не зря старалась – он получил «Оскар» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке» и кучу других наград. От видов величественного Рима  захватывает дух – и уже как бы не надо никаких исканий этого самого духа. Интересно это или нет, вопрос спорный, но «Победа» дает зрителю широчайший киноконтекст,  в котором представлены даже те фильмы, которые больше не увидишь ни в одном кинотеатре Новосибирска. Есть из чего выбирать.

А персонажи Паоло Соррентино не выбирают. Декаданс достался им по наследству.  Декаданс – это образ жизни, когда уже не знаешь, чего хотеть. Камера Луки Бегацци показывает зажравшихся буржуа во всех ракурсах и позах, в постели и на танцполе, с собачками и в бассейне, крупняком и сверху,  откуда люди превращаются в букашек. Букашки они и есть. Особенно на фоне великой истории.

Юный провинциал Джеп Гамбарделло  написал   роман «Человеческий аппарат» - и получил путевку в жизнь, то есть в Рим.  Но на сегодняшний день творчество для Джепа Гамбарделло неактуально. Его непроизвольные афоризмы можно цитировать, как стихи: «В жизни ни к чему не стоит относиться серьёзно, конечно, помимо меню», но он их даже не записывает. Тони Сервилло играет мужчину нашей с вами мечты: красив, богат и умен. Позволяет себе желчные высказывания в адрес себе подобных, что не мешает ему, как и им, купаться в роскоши. Плюс великолепное чувство собственного достоинства.  Плюс волосатая грудь как признак брутальности. Подобно феллиниевскому герою в «Сладкой жизни», он путешествует по Риму, причем иной раз даже не выходя из своей роскошной виллы с видом на Колизей. А зачем ему оттуда выходить, ведь все кто надо сами придут и сами все дадут. Свое 65-летие он отмечает так, как нам и не снилось. Однако оно похоже на страшный сон, потому что каждый день одно и то же. У нас, у сибиряков, как – отметишь днюху - и весь год тешишься воспоминаниями,  копишь деньги на следующую. А у них, у буржуев, иначе: завтра будет как вчера.  Когда все доступно, то жизнь  теряет какой-либо смысл, превращаясь в механический процесс поглощения удовольствий.

Туристы со всего мира устремляются сюда, чтобы просто прикоснуться к камню, а персонажи «Великой красоты» здесь родятся, живут и помирают. У нас с вами раз в жизни случаются римские каникулы, а у них, извините, пожизненное заключение.  Вот и вынуждены развлекаться без перерыва на сон и еду. Художница выходит на публику голой, чтобы показать серп и молот у себя на лобке, а фишка в том, что она с разбегу бьется башкой об акведук. Ее младшая коллега устраивает еще более захватывающее шоу. Хорошо обученная девочка профессионально впадает в истерику, с разбегу бросая на экран ведра с краской, размазывая ее на полотне своим тщедушным тельцем, не забывая при этом эффектно подвывать. На все это безобразие зрители взирают внимательно, порой даже сосредоточенно. Но их уже ничем не удивить. 

Парадокс в том, что великая красота Рима никого не облагораживает. Люди в гуще этой красоты не преображаются, а дурнеют. Вечная красота Рима служит контрастом к их уродству, духовному ли, физическому ли. Даже благородный облик Джепа Гамбарделло к концу фильма приедается, как залистанный глянцевый журнал, в который он пописывает.  У Феллини в  «Сладкой жизни» вскипали чувства, а у Соррентино на том же месте и в тех же декорациях ничего даже не шевелится. Сняв кино об отсутствии настоящего в человеке, он и человека сделал ненастоящим. Показав, как печальна утрата чувств и желаний, он всего лишь констатировал факт, не возбудив в зрителе желания сопереживать, а значит, что-то менять – не в мире, разумеется, ибо мир неизменен, но в себе самом.

Соррентино стремился показать распад буржуазного мира, неизбежный на обломках древней истории, но это не новость, эта пашня не только пропахана, а и огорожена за истощенностью угодий. И если на этом участке ничего не происходит, то впору лишь вздремнуть под убаюкивающие треки Леле Маркителле. Зато Соррентино, хотел он того или нет,  передал, пожалуй, то, что до него не сделал ни один режиссер: кризис журналистской профессии (в лице Джепа Гамбарделло). Кризис не в том, что слово обесценилось, а добыча факта стала ненужной, так как факт проще выдумать. Кризис в том, что журналист, ли, писатель ли, будучи по роду деятельности человеком наблюдающим, утрачивает способность к действию и со временем превращается в  созерцателя, безвольно плывущего в людском потоке. Он привыкает к этому и перестает сознавать как отклонение от разумной природы вещей.

Еще Бальзак писал, как начинающий шелкопер приезжает покорять столицу . Однако Растиньяк  был вынужден стать  действующим продуктом общества, а Гамбарделло закостенел в созерцании.  «Человеческий аппарат» помог пробить дорогу в будущее, но дорога привела в никуда.  Дни слились в общий поток яркой переливающейся мути, где  происходящее только притворяется событиями. «Почему вы больше  ничего не написали?» - спрашивают все кому не лень. «Посмотри на этих людей. Они как дикие животные. Это моя жизнь. И она ничто», - бесстрастно, но с налетом легкой печали  констатирует Джеп. И это, знаете, так трогательно.  Писатель, считающийся талантливым, не в состоянии найти сюжет для романа. Вдохновение ему не ведомо. Скепсис съедает творческие позывы. «Скучно жить на свете, господа!» - однажды посетовал наш исконный классик, которому довелось побывать в Италии, но это не отбило у него энергию литературной деятельности. Два часа тупо наблюдать за тем, как герой наблюдает Ничто – это надо великое терпение иметь. Напрочь лишенный драматургии сюжет слегка реанимируют воспоминания Джепа о юной возлюбленной, но даже там нет внятного сюжета. Остается любовь к Италии, которая должна вдохновить нас на просмотр. После картин Феллини,  Висконти, Антониони, Пазолини и теперь вот Соррентино   можно принять два взаимоисключающих решения. Первое: сэкономить деньги на турпутевке в Италию, так как мы испытали эффект присутствия. Второе: срочно ехать в Италию, чтобы лично окунуться в ее великолепие. И уж на месте решить, кто ты вообще такой – безмозглый завиток декорации или обладатель живой души, которая бьется, как птица в клетке, от невозможности летать и воспарять, когда все к тому зовет. 

Слово зрителю:

Инна Остроменская, PR-менеджер кинотеатра «Победа»: Я нетипичный зритель - смотрела фильм «Великая красота» шесть раз. Потому что я люблю Италию, знаю эту страну, она мне интересна с любой точки зрения, а точка зрения режиссера на нее совпадает с моей. Смотрела в двух вариантах – на языке оригинала и в переводе. Прелесть не в знании языка, а как он звучит, в его мелодике, в интонациях, в особенностях речи главного героя и окружающей его аристократии. Этот фильм для меня – как старое вино, которое настаивается и распускается подобно букету. С каждым разом я все глубже погружаюсь в этот фильм, в образ, созданный Тони Сервилло, в судьбу писателя, который, приехав в этот город, был очарован им, а в результате пустил жизнь на самотек. Думал, что достиг вершины, и осознал, что ничего не стоило этих усилий.

Галина Кучинская, библиотекарь: Я посмотрела этот фильм благодаря своим детям, и, сидя рядом с ними, видя, как им это интересно, ощутила, какова пропасть между поколениями. Я принадлежу к военному поколению. Мы, как говорится, ничего слаще морковки не видели. Мы росли в нищете, жили в бараках, а танцы в ДК Кирова были для нас развлечением высшего порядка. Но всегда испытывали интерес к жизни, живые эмоции, жгучие желания – и даже сейчас, в зрелом возрасте, они не угасли. Поэтому мне непонятно, в чем драматизм данного фильма. Главный герой неудовлетворен действительностью, но ведь у него есть и деньги, и положение, и влияние – все то, что нужно, чтобы хоть что-то изменить. Знаете, если мне где-то скучно, я встаю и ухожу оттуда. И это не повод для рефлексии. Поэтому для меня эта картина ни о чем.